В поисках синего - Страница 19

Есть у других, но они далече.

– Кто это – другие? – спросил Мэтт.

Аннабелла не ответила мальчику. Она показала на дальний конец своего огорода, где начинался лес и виднелась узкая заросшая тропинка. Затем повернулась и пошла в сторону своей хижины. Кира слышала, что она что-то бормочет.

– Синий я так и не нашла, – говорила она. – Но он есть у них, у тех, кто далече.

9

На мантии Певца было лишь несколько крошечных участков, расшитых синим цветом, который выцвел почти до белого. Поужинав и дождавшись, пока зажгут масляные лампы, Кира стала внимательно ее рассматривать. Она разложила свои нити – те, которые были среди ее запасов, и те, что дала Аннабелла, – на большом столе, помня, что, прежде чем приступать к работе, надо тщательно подобрать цвета при дневном свете. И заметила – с облегчением, потому что она не смогла бы их восстановить, и с разочарованием, потому что синий добавлял такой красоты всему узору, – что полноценного синего цвета больше не осталось, только намек на то, что он когда-то был.

Она снова и снова повторяла названия растений, пытаясь сложить из них песенку, чтобы было легче запомнить. «Алтей и пижма, марена и подмаренник…» – но ритм не складывался и слова не рифмовались.

В дверь постучал Томас. Кира ему обрадовалась. Показала мантию и нити и рассказала, как провела день со старой красильщицей.

– Не могу запомнить все названия, – пожаловалась она. – Но, думаю, если завтра с утра я схожу на наш участок, то, возможно, найду уцелевшие растения, из которых мама делала красители. И когда их увижу, то лучше запомню названия. Надеюсь только, Вандара…

Кира замолчала. Она раньше не рассказывала резчику о своем враге, и от самого звука этого имени у нее пошли мурашки по коже.

– Женщина со шрамом? – спросил Томас.

Кира кивнула и поинтересовалась:

– Ты знаешь ее?

Он покачал головой.

– Но я знаю, кто это, – проговорил он. – Все знают.

Он взял небольшой моток темно-малинового цвета.

– Как красильщица сделала такой цвет? – спросил он с любопытством.

Кира задумалась. «Марена для красного».

– Марена, – вспомнила она. – Только корни.

– Марена, – повторил он. Тут ему в голову пришла мысль. – Я бы мог записать для тебя названия растений. – Так тебе легче будет запоминать.

– Ты умеешь писать? И читать?

– Да, я выучился, когда был маленький. Некоторых мальчиков учат. И иногда мне приходится вырезать слова.

– Но я-то не умею читать. Так что если ты и запишешь названия, я не смогу их прочесть. А девочкам не разрешают учиться.

– Но все равно я смогу помогать тебе. Если ты скажешь мне названия и я запишу их, то потом, когда захочешь, буду тебе читать. Я знаю, у нас все получится.

Кира согласилась. Тогда он принес из своей комнаты перо, чернила и бумагу, и она снова стала перечислять те названия, которые запомнила. В мерцающем свете она глядела за тем, как он старательно записывает. Она видела, как звуки ложатся на бумагу в виде палочек и крючков, а потом Томас их читал, и они снова становились звуками.

Когда, водя пальцем по бумаге, он произнес слово «алтей», она увидела, что оно короткое и что его прямые линии напоминают стебли. Она быстро отвела глаза, чтобы не запомнить его и не нарушить запрет. Но зрелище того, как перо рисует на бумаге узор, а этот узор словно рассказывает историю о названии растения, заворожило ее.

Рано утром Кира быстро поела и отправилась на их участок, на красильный огород ее матери. Солнце только вставало, и почти все спали. Она слабо надеялась встретить Мэтта и Прута, но вряд ли они проснулись в такую рань. Было тихо, только изредка то тут, то там плакал ребенок, слышалось квохтанье кур. Дневная жизнь с ее пронзительными звуками еще не началась.

Подойдя, она увидела, что загон уже начали строить. Прошло всего несколько дней, а женщины уже собрали ветки терновника и окружили ими остатки хижины, где Кира выросла. Земля в загоне по-прежнему была покрыта золой и мусором. Женщинам оставалось совсем немного, чтобы закончить работу и полностью обнести участок забором. Она поняла, что они сделают нечто вроде калитки, а затем запустят внутрь своих кур и детей. На земле в загоне виднелись острые щепки и зазубренные осколки глиняных кувшинов. При виде их Кира вздохнула. Остатки ее прошлого поцарапают и занозят детей, но она ничего не могла с этим поделать. Она проскользнула мимо груд мусора и недостроенного забора и у самой опушки леса нашла остатки маминого огорода.

Грядки с овощами были полностью опустошены, а цветник сохранился, хотя растения были примяты. Наверное, женщины, таща связки терновых кустов для ограды, просто шли по ним, но цветы продолжали цвести, и она с благоговением смотрела на то, как трепещущая жизнь боролась за существование, несмотря на все невзгоды.

Кира произносила про себя названия растений, которые помнила, и собирала те, что могла, складывая их на принесенную с собой ткань. Аннабелла успела сказать ей, что большинство цветов и листьев можно высушить и использовать потом. Некоторые, как бронзовый фенхель, сушить нельзя. «Фенхель бери свежим», – говорила она. Еще его можно есть. Кира не стала трогать это растение. Женщины, наверное, не знают, что он съедобный.

Поблизости залаяла собака, и теперь она расслышала ругань: муж орал на жену, ребенок получал затрещины. Поселок просыпался, и в нем начиналась обычная жизнь. Пора ей было уходить. Это место теперь не ее.

Кира обернула собранные растения тканью и завязала концы. Перекинув узел через плечо, нагнувшись и опираясь на посох, она поспешила обратно. На задней тропинке, по которой она пошла, чтобы избежать основной дороги, она встретила Вандару и отвела взгляд. Женщина позвала ее уверенным и издевательским тоном.