В поисках синего - Страница 11

Но Кира хорошо знала, как выглядит мантия, потому что каждый год смотрела, как ее мать трудится над ней. Рядом всегда стоял внимательный стражник. Кире было запрещено прикасаться к мантии, но она завороженно наблюдала мастерскую работу матери, то, как она выбирает единственно верный оттенок нити.

Там, на левом плече! Кира помнила это место, где только в прошлом году выбилось несколько истлевших нитей, которые мать удалила. Затем она выбрала бледно-розовую и более темную розовую нити и другие оттенки вплоть до темно-красного, причем каждый оттенок лишь ненамного отличался от предыдущего. Она нанесла стежки, и они совершенно потерялись в сложном орнаменте.

Джемисон наблюдал за Кирой, погруженной в воспоминания. А затем сказал:

– Твоя мать учила тебя этому искусству.

Кира кивнула:

– С самого детства.

– Твоя мать была умелой работницей. Ее красители были очень стойкими. Они никогда не выцветали.

– Она была аккуратной, – сказала Кира, – и делала все основательно.

– Нам говорят, что ты еще способнее, чем она.

«Так они знали!»

– Мне еще многому надо научиться, – сказала Кира.

– Она учила тебя красить, не только вышивать?

Кира кивнула, потому что видела: он хочет, чтобы она ответила утвердительно. Но это была не совсем правда. Мать собиралась обучить ее искусству готовить красители, но все ждала подходящего времени, а потом заболела. Кира хотела дать честный ответ.

– Она начала меня учить, – сказала она. – Она сказала, что ее обучила женщина по имени Аннабель.

– Теперь ее зовут Аннабелла, – подсказал Джемисон.

Кира была поражена:

– Она еще жива? И она четырехсложная?

– Она очень старая. У нее испортилось зрение. Но она еще может послужить источником.

«Источником чего?» Но вслух она ничего не сказала. Лоскуток в ее кармане излучал тепло.

Неожиданно встала Вандара.

– Я требую продолжить слушания, – сказала она резко и хрипло. – Защитник затягивает дело.

Встал Главный Хранитель. Другие Хранители, которые переговаривались между собой, замолчали.

Он обращался к Вандаре, и его голос не был добрым.

– Ты можешь идти, – сказал он. – Слушания завершены. Мы приняли решение.

Вандара молча стояла и не двигалась. Она с вызовом посмотрела ему в глаза. Главный Хранитель кивнул, и два стражника двинулись к ней, чтобы вывести ее из зала.

– У меня есть право узнать ваше решение! – крикнула Вандара, и ее лицо исказилось яростью. Она вырвалась из рук стражников и повернулась лицом к Совету Хранителей.

– На самом деле, – сказал Главный Хранитель спокойным голосом, – у тебя вообще нет прав. Но я скажу тебе решение, чтобы все было ясно. Девочка-сирота Кира останется. У нее будет новая роль.

Он указал на мантию Певца, все еще разложенную на столе.

– Кира, – сказал он, обращаясь к ней, – ты продолжишь работу матери. И пойдешь еще дальше, потому что ты намного искуснее, чем она. Сначала ты будешь чинить мантию, как всегда делала твоя мать. Затем ты начнешь восстанавливать ее. А потом доделаешь.

Он указал на большой участок ткани без вышивки на плечах. И поднял одну бровь, вопросительно глядя на нее.

Кира нервно кивнула ему в ответ и слегка поклонилась.

– Что до тебя… – Хранитель снова посмотрел на Вандару, угрюмо стоявшую между двумя стражниками. Он говорил с ней вежливо. – Ты не проиграла. Ты хотела землю девочки, и ты можешь взять ее, ты и другие женщины. Строй свой загон. Будет правильно, если своих детей вы будете держать там; от них одни неприятности, их лучше держать за забором. А теперь иди, – распорядился он.

На лице Вандары застыла гримаса бешенства. Она подошла к Кире, наклонилась и хрипло прошептала ей на ухо: «Ты не справишься. И тебя убьют».

Затем холодно улыбнулась Джемисону:

– Девчонка твоя.

Она важно прошествовала по проходу между скамьями и вышла из зала.

Главный Хранитель и другие члены Совета не обратили внимания на эту вспышку гнева, словно Вандара была надоедливым насекомым, которое наконец прихлопнули. Кто-то уже складывал мантию Певца.

– Кира, – проговорил Джемисон, – иди и возьми все, что тебе нужно. Все, что ты хочешь взять с собой. Возвращайся сюда, когда колокол ударит четыре раза. И мы отведем тебя туда, где ты будешь теперь жить.

Озадаченная, Кира помедлила. Но больше распоряжений не последовало. Хранители наводили порядок в бумагах, собирали книги и вещи. Казалось, они забыли о ней. Наконец она встала, выпрямилась, опершись на свой посох, и, хромая, побрела восвояси.

Лето только началось, а дни уже стояли жаркие. У лавки мясника собралась толпа, чтобы посмотреть, как будут забивать свиней. После того как лучшие части продадут, остатки выбросят. Люди и собаки вместе, толкаясь, бросятся, чтобы урвать себе кусок. Запах испражнений – ожидающие смерти свиньи наделали от испуга огромные кучи – и их высокий, полный ужаса визг вызвали у Киры головокружение и тошноту. Она поспешила обойти зевак и направилась к ткацкой артели.

Рядом вдруг возник Мэтт:

– Тебя чё, выпустили? Ты идешь на Поле? К тварям?

Кира улыбнулась. Ей нравилось его любопытство – ему все было интересно, как и ей, – а за его грубостью скрывалось доброе сердце. Она вспомнила, как он завел себе питомца, маленького пса. Это был бродячий пес, мешавшийся у всех под ногами и рыщущий в поисках пищи. Одним дождливым вечером он попал под колесо ослиной упряжки, его отбросило в сторону. Он лежал, истекая кровью в грязи, и так и остался бы там умирать, если бы его не заметил Мэтт. Мальчик спрятал пса в ближайшем кустарнике и держал там до тех пор, пока раны не затянулись. Кира каждый день наблюдала из окна ткацкой артели, как Мэтт тайком пробирается, чтобы покормить пса. Теперь пес, подвижный и здоровый, постоянно был рядом со своим спасителем. И всегда отчаянно вилял своим кривым хвостом – из-за этого хвоста Мэтт назвал его Прутом.